Сага о Белом Свете. Порнократия - Евгений Черносвитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сережа: «Первый раз в жизни так сильно хочу женщину, что никогда и не думал, что это так можно! Как увидел… Она не могла этого не почувствовать, когда я прижал ее к себе… Не могу понять: вот смотрю на них троих – Катю, Сашу и Любу, а вижу только Любу, чувствую только Любу! Ночью еле себя удержал, чтобы не вытащить ее из спальни… Хорошо, что баба Люба постелила их в одной комнате… Думаю, что и ее тянет ко мне таким же магнитом… соединимся, как две шаровые молнии… Как бы тайгу не сжечь!»
«Через три километра можно свернуть на старые вырубки», – сказал Сережа, стараясь не смотреть на Любу, чувствуя, что весь дрожит и весь мокрый от пота, хотя в тайге не было так жарко, чтобы вспотеть, хоть выжимай!
«Делай, что хочешь!» – сказала Люба, тоже не смотря на Сергея, и в таком же состоянии, как он. Они ехали по лесной, узкой, выложенной молодым ельником, дороге, машину трясло, кидало из стороны в сторону. Сергей вцепился в руль, а Люба в сиденье кресла. Она с ужасом представляла, что увидит Сережа, когда она сбросит сарафан и трусики – огромные синяки на заднице! Она знала, зачем Сережа хочет свернуть с дороги, и от одной этой мысли звенело в ушах и темнело в глазах!
…«Там, почему-то ни кусты, ни деревья не стали расти… Несколько лет было болото. А потом и оно высохло, только мох и остался! „Чистый мох!“ – баба Люба зовет это место. За мхом – ее любимые грибные угодья!»
«Отдамся на мху… Кто бы сказал – никогда бы не поверила! Мужчине, которого знаю два дня, с которым ни о чем не успела поговорить… С женатым мужчиной, у которого ребенок, и скоро будет второй!.. И никакая сила меня не остановит! И совесть меня не мучает! И совсем не похож он на Есенина. Разве только тем, что, наверное, и Есенина женщины также сильно хотели, как я Сережу!.. Уверена, готова поклясться, что дело не в рассказах дяди Севы о нем… Сейчас точно знаю! Дело в этой фотокарточки: пятилетний Сережа, опустив руки, писает на гусыню, а той нравится!.. Я ХОЧУ быть сережиной гусыней, и как можно скорее…»
Там во мху, где раньше были ели, Вселенная узнала, как могут любить друг друга два существа, два Homo Sapiens, живущие на планете Земля! Их не ослепляла близость Земли, они видели края Вселенной!..
…«Ты порвала свой сарафан, и мою рубашку!»
«А ты мои трусики!»
«Что за блажь – заткнуть мхом?»
«Соломы-то нет!»
«Да, ладно… Просто ты ненасытная и мох будет поддерживать тебя в накале, пока не плюхнемся на кровать в отеле!»
«Только люкс. И только „Золотой Рог“ с террасой прямо в бухту!»
«Да заказал уже… Сказал, что заместитель академика Георгия Васильевича Морозова…»
«Ты же простой врач! Что там, в регистратуре будешь говорить?»
«Правду и только правду. Во, смотри…»
И, Сережа вынул удостоверение. На пухлой красной корочке был золотой символ МВД СССР и слова: Институт Судебной психиатрии АН СССР.
«О, впечатляет… А если развернуть?»
«Разворачивай, смелее!» Люба развернула, и ахнула: рядом с фото Сергея Александровича Есенина – так сильно Сережа на фотокарточке был похож на великого русского поэта, тесненным черными буквами было написано: Сергей Васильевич Хорошко. Заместитель директора Института Судебной психиатрии им. В. П. Сербского».
«А, говорил, что просто врач-психиатр!»
«Да, так и есть! Георгий Васильевич – человек. И всем своим сотрудникам, кто ездит по командировкам, выдает такие удостоверения, чтобы не было никаких проблем ни с билетами, ни с гостиницами… По сути дела, а не по бюрократическим заковыркам, все мы, врачи, работающие и в Институте Сербского, и в его филиалах, являемся заместителями академика Георгия Васильевича Морозова…»
«Горжусь! Я отдала свою девственность не просто любимому мной, безумно любимому мной…»
«…Психиатру – именно ему «безумные» и должны «отдаваться!»
«Дай договорить: я отдала свою девственность…»
«Во мху и заткнула свежую „рану“ мхом…»
«Да, ну тебя, поехали! А ты подумал, как мы будем выглядеть, когда зайдем в Международный отель в таком виде?»
«В таком виде мы зайдем в бутик, как говорят у нас в Милане. Я знаю целых два таких, которые работают 24 часа в сутки. В одном из них мы и переоденемся. По дороге будет затон с чистейшей и теплой водой – в нем мы вымоемся. По берегу растут сапонины…»
«Что это такое и для чего они нам?»
«Дуся! И санитарки должны знать латынь: сапонины, это…»
«…Растения, стебли которых на изломе дают сок, пенящийся в воде, как мыло!»
«Молодец, назначаю тебя сразу медицинской сестрой…»
«У тебя к медицинским сестрам слабость! Володя, вон, студентку медицинского ВУЗа привез, а ты – медицинскую cестру… А, если бы я не приехала с дядей Севой, ты бы ее лишал девственности во мху?»
«Откуда ты знаешь, что Саша – девственница?»
«Она мне сказала!»
«ТЫ, РОДНАЯ, НЕ МОГЛА НЕ ПРИЕХАТЬ. В ЖИЗНИ СЛУЧАЙНОСТИ НЕТ! ЭТОТ МОХ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ТЕБЯ ВЫСОХ! НИКТО НЕ МОГ БЫТЬ НА ТВОЕМ МЕСТЕ!»
«КАК И НА ТВОЕМ, РОДНОЙ!»
Глава 5. Tragodia: начало
«Viviamo tutti sotto lo stesso cielo, ma non tutti hanno lo stesso orizzonte».5
«Behind every woman there’s someone that broke her, a song that moved her, a moment that inspired her and a dance floor that healed her»6
(Anthony Hope Hawkins)«Любовь Васильевна, а сколько лет вашему имению?» – обратился к бабе Любе Николай Константинович Фруентов, профессор Хабаровского Государственного медицинского института, заведующий кафедрой фармакологии, когда все гости отобедали под напитки бабы Любы. От виски и джина профессор категорически отказался, а за ним все остальные. Напитки бабы Любы привели его в восторг, особенно «грушевка»!
«Да лет двести, не меньше. Тайгу вырубали японцы еще в девятнадцатом веке. Здесь стоял японский гарнизон…» – ответила баба Люба. Окинув всех взглядом, Фруентов, словно забыв, о чем спросил бабу Любу, сказал:
«Сегодня отдыхаем. Идти на вашу плантацию нужно свежими, с ясной головой. Короче: встаем в шесть утра, баба Люба, прошу Вас, только соки, чай, кофе, молоко, сметану… А Сегодня с Любой что-нибудь напеките – пирожков с мясом хочу и посыпанных сахаром горячих румяных ватрушек… Это не капризы старого человека, это – для дела! Ведь мы идем на встречу с Вечностью, вернее, с одной ее неразгаданной тайной! Женьшень будет чувствовать наше душевное и физическое состояние. И, если примет то, что мы принесем ему с собой и нас, носителей, откроет нам свой тайны… А тайны здесь, заверяю вас, умопомрачительные… Вот перейдем к сигарам Сергея – гавайским и гаванским и к моему ликеру, я вам чрезвычайно интересные вещи о японцах поведаю! Цуёку ни наримасуё, а не…»
«Тадабатаракидэс» – в один голос выкрикнули баба Люба и Сергей…
«Бандзаи! – Ура! Да здравствует! Десять тысяч лет!» – крикнул Всеволод Петрович. Остальные, кому сказать было нечего по- японский, и они ничего не поняли, что сейчас за столом произошло, переглянулись, а потом весь стол буквально заржал, держась за животики…
«Говоришь, что гавайские сигары твои, не различить от гаванских?», – обрезая кончики двух сигар, предложенных ему Сергеем, и макая их в чашечки из тончайшего фарфора – сакадзуки, не смотря на Сергея, сказал Коля (здесь решили всех называть только по именам, кроме бабы Любы, ибо «Люб» было две). Обрезанные кончики сигар, по очереди, брал в рот, долго жевал, потом слюну плевал себе на ладонь… Только после этого, запалил одну сигару от свечки, и начал затягиваться. Через несколько секунд, окинув взглядом всех присутствующих, подошел к Сергею и что-то ему шепнул!
«В яблочко, Коля!» Профессор отложил первую сигару и приступил ко второй. Встал, вновь подошел к Сергею и вновь что-то шепнул ему на ухо:
«В мыло, профессор! Это настоящая гаванская сигара, купленная мной в табачной лавке „Золотого Рога“, когда мы с Любой ездили тебя встречать!»
«Да ну-у, – не скрывая досаду, протянул Фруентов, и сказал Сереже – давай-ка свою собственную гаванскую сигару!»
Сережа вынул из деревянной фирменной коробочки гаванских сигар точно такую же сигару, что та, на которой прокололся великий фармаколог всех времен и народов и дегустатор всего, что растет на ДВ и на других континентах, и протянул профессору. Тот сначала долго и пристально рассматривал две гаванских сигары, одна из которых – дело рук Сергея, а другая – прилетела в СССР из Кубы, даже складную лупу достал из кармана (явно – заранее ее приготовил!). Потом обрезал кончик «гаванской» сигары, производства Сергея, пожевал его, и громко, радостно, воскликнул:
«Ты сбил меня Hyacinthus orientalis… Он же у нас, считается, не растет дико… А это – дикий гиацинт! Где ты его нашел?»
«На одной вершине Сихоте-Алиня, у истоков Самарги!»
«Да-а, – протянул Фруентов. Там можно все, что угодной найти… Давай выкроим время, хотя бы поговорим об этих чудесных местах! Фото есть?»
